Череп епископа - Страница 40

Гости не заставили себя долго упрашивать — выкинули на берег лежавшие в лодке палаши, топоры, мелкую походную утварь. Костя осторожно выставил ларец. На дне осталась только пищаль: никто из одноклубников за нее не взялся, Хомяк не напомнил — так и осталась в лодке по молчаливому согласию. Все собравшиеся в лодке люди отошли на корму — нос приподнялся, сползая с берега, и лойма покатилась вниз по течению.

— Если что, заходи! — крикнул на прощание Росин. — Река Суйда! Это между Тосной и Оредежем!

— Зима настанет, приду! — помахал рукой Хомяк.

Он стоял на берегу и смотрел вслед собратьям по несчастью, уплывающим в сторону Тосны, последнему напоминанию о том, что родился он не в шестнадцатом веке, а в двадцатом, что когда-то ездил на мощной американской машине, смотрел японский телевизор и играл с шахматы с тайваньским компьютером. Но как только судно скрылось за поворотом, молодой человек тут же кинулся к затону, столкнул лодку на воду и сильными гребками погнал ее в сторону острова.

Здесь, как и всегда, в любую погоду, светило теплое солнце, колыхалась шелковистая трава, кротко шелестели березы, Никита прошел между белыми стволами почти до середины острова, потом тихонько позвал:

— Настя…

— Я здесь, — отозвалась она из-за спины.

— Я хочу спросить тебя одну вещь, Настя…

— Да, любый мой, — далеко обогнула его девушка и встала в десятке метров перед лицом.

— Я хочу спросить… Я хочу узнать, как ты попала на остров? Ведь единственная лодка у меня.

— Я вообще не попадала на остров, Никитушка, — Настя сдвинулась со своего места и по кругу пошла вокруг Хомяка. — Это ты сюда пришел, суженый мой, желанный мой, долгожданный мой. Это ты пришел и позвал меня по имени. Неужели ты не понял, любый мой? Навь я, Никитушка. Навь мертворожденная. Все мы приходим к тем, кто про нас вспоминает, кто по имени кличет. Приходим званными, и соки жизненные пьем, ибо существовать иначе не можем. Затем я к тебе и пришла, Никитушка, затем к плоти тянулась. Смерть тебе несла, но силы в тебе оказалось бессчетно, силы в тебе на нас двоих хватило. Присохла я к тебе, Никитушка, присушилась тем, что есть во мне вместо души, приросла, как березка на светлом лугу…

— Значит, это все-таки ты убила варягов? — перебил кружащую вокруг нежить Хомяк.

— То не я их убила, — нараспев ответила девушка, — то сами они за смертью пришли. Сами веслами гребли, сами ножи точили, сами руки тянули, сами смерть звали…

— Но ведь в первый раз я тебя не звал?

— Звал, Никитушка, звал, желанный, звал…

От постоянно кружащейся вокруг навки в сознании у молодого человека возникло ощущение нереальности происходящего. Он закрыл глаза, тряхнул головой, а когда снова огляделся, молодой женщины уже не было — и даже трава вокруг стояла свежая, непримятая. Никита Хомяк попятился — а потом сломя голову кинулся бежать. Уже через несколько минут он распластался на холме возле своего дома, тяжело дыша и не желая верить в то, что только что с ним случилось. Рассудок вернуло сытое хрюканье из распахнутого сарая. Хозяин дома машинально прикрыл дверь, заложил ее короткой жердиной, через щель над косяком пересчитал скотину. Вроде, вся на месте.

— Сейчас, подождите, — пообещал он хрюшкам. — Сейчас рыбьи потроха с брюквой запарю, к утру как раз и остынет. Не пропадете.

До вечера требовалось еще достать из торфяника, отмыть и поставить на место оконные рамы, перенести в дом, откопать засыпанный погреб, почистить и смазать свиным салом оставшиеся от «варягов» трофеи, снести их самих в одно место — захоронить дотемна не стоило и мечтать. Так, в хлопотах, весь день и пролетел. Когда в сгустившихся сумерках Хомяк вошел в дом, он запоздало сообразил, что всю кашу съели примчавшиеся на помощь «реконструкторы», и никакого ужина у него нет. Пришлось ложиться голодным. Он забрался под толстое стеганное одеяло, взбил подушку. Лежать одному было странно и непривычно…

— Ты звал меня, Никитушка?

— Нет, не звал.

— Звал, — покачала Настя головой и привычно двинулась по кругу, но уже через пару шагов наткнулась на стену и уперлась в нее руками. — Ты вспомнил меня. А мы, нави, всегда являемся тем, кто нас вспоминает.

— И пытаетесь их убить…

— Мы никого не хотим убить… Мы просто не можем существовать без жизненной силы. Мы не можем создавать ее сами. Ее приходится забирать у живых.

— Что же ты не сосешь жизнь из меня?

— Сосу, — девушка повернула голову к нему, и в сумраке блеснули алые огоньки глаз. — Но ты силен. Ты не замечаешь. Никто не замечает. Просто слабеют и умирают. И все равно вспоминают. До самой смерти вспоминают.

От таких слов по коже пробежал озноб, и Никита надвинул одеяло повыше.

— Ты хочешь меня убить? — спросила навь.

— Нет, — покачал головой молодой человек.

— Это хорошо, — нежить отвела взгляд. — Меня все равно невозможно уничтожить.

— Почему сразу убивать, Настя? — удивился Хомяк.

— Все люди хотят нас убить. Они считают, что из мертвых жить можно только с русалками. Их даже замуж берут, в церковь ведут. А навок хотят только убивать.

— Господи, ужас какой, — не удержался от возгласа Никита. — Как можно жениться на русалке?

— Не всегда знают, что русалка, когда замуж берут, — ответила, глядя на стену, навь. — Иногда знают, но все равно женятся. А ведь они тоже жизнь вытягивают…

— Слушай, а если про тебя Росин вспомнит, или еще кто, — приподнялся на локте Хомяк. — Ты отсюда исчезнешь, да? Рядом с ним возникнешь?